Автор: Сергей Криндач

В современном мире традиционные арсеналы утратили первостепенное значение в организации боевых действий. Количество реальных дивизий, современной техники, мобилизационные возможности, подготовка войск и профессионализм штабов играют важную, но не определяющую роль в достижении победы. Даже ядерное оружие служит не столько средством достижения превосходства, сколько гарантией от неспровоцированного нападения каких-нибудь «миротворцев» или «цивилизаторов».

Первый этап Третьей мировой войны (холодная война), закончившийся с распадом Советского Союза был выигран Западом с помощью нового (на тот момент) оружия – информационного. Сейчас разворачивается второй этап той же войны. Боевые действия приняли затяжной, позиционный характер. Стороны обмениваются мощнейшими информационными ударами, а мелкие стычки с участием реальных войск, вроде пятидневной войны августа 2008 года, ливийской трагедии или «арабской весны» служат лишь поводом для очередной информационной кампании.

Роль пропаганды в организации победы была известна и раньше. Ей отдавали дань Вашингтон и Наполеон, Боливар и Линкольн, Ленин и Сталин, Черчиль и Гитлер, Мао и Кастро. Но до конца семидесятых годов XX века пропаганда всё же играла хоть важную, но вспомогательную роль. Окончательно же вопрос решался на полях сражений или на баррикадах революции.

Однако нарастание объёмов информации, возможность получать её в режиме реального времени вывели информационную составляющую войны на первое место. С этого момента, хотим мы или не хотим, сознаём это или не сознаём, создавая и распространяя информацию, мы становимся участниками боевых действий, сражающимися на той или иной стороне. При этом вовсе не важно, принимаем ли мы сами чью-либо сторону или желаем просто нести людям свою личную субъективную «правду». Не важно даже пишем ли мы политическую публицистику или художественную прозу. С некоторой, небольшой, долей преувеличения можно утверждать, что любое печатное слово, распространённое достаточно большим тиражом (а тем более размещённое в сети) становится чьим-то оружием. Даже, если речь идёт о театральной программке или о каталоге живописных работ.

Естественно, наибольшим разрушительным потенциалом обладает целенаправленная политическая публицистика. Она сегодня способна переиграть даже сыгранные войны. Не важно, кто победил, важно, что об этом написали газеты. Эффект политической публицистики мы могли наблюдать в России в 1993 году, когда президент, вопреки Конституции распустил, а затем и расстрелял парламент, переписал под себя Основной закон, создал суперпрезидентскую республику, отличавшуюся от монархии исключительно отсутствием династических прав, и при этом считался во всём мире «демократом». Наблюдали мы его и на Украине в 2004 году, когда наглый государственный переворот был назван «народной революцией», а его организаторы опять-таки «демократами».

В обоих случаях реальная действительность не имела ничего общего с созданной СМИ виртуальной реальностью. Однако информационная картинка оказалась настолько ярче, что, например, в Киеве в 2004 году, находились сотни свидетелей «лично видевших» прибытие, передвижение и расположение в городе «российского спецназа», якобы охранявшего Администрацию Президента Украины от посягательств оранжевой толпы. Люди уверенно называли марки самолётов, номера рейсов, количество автомобилей в колоне, якобы доставлявшей российские войска из Борисполя в Киев, наименования частей и фамилии командиров, с которыми они якобы сами общались.

Российского спецназа в Киеве не было, но он был. Его видели. Он являлся одним из факторов противостояния и предметом переговоров. Он влиял на настроения толпы. Среди массы свидетелей лишь единицы (включая готовивших сюжеты журналистов и политиков) были отъявленными лжецами, остальные действительно были уверены, что они видели российских спецназовцев и даже разговаривали с ними.
Эффект оружия массового поражения именуемого СМИ тем более высок, что в современном потоке информации невозможно отличить правду от вымысла. Поэтому, если Вы получаете два и более организованных информационных ряда на одну и ту же тему, то (если они качественно, без ошибок подготовлены) Вам остаётся только верить или не верить. Всё остальное: картинка с места события, свидетельства «очевидцев», цепочка непротиворечивых фактов, комментарии экспертов, заявления политиков может быть правдой, а может быть ловкой подтасовкой. Вам ни за что не узнать, в какой момент хвост начал вилять собакой.
     Исключение представляет только группа реально учавствующая в заявленных событиях.
Сегодня, после того, как ливийская трагедия разворачивалась буквально на наших глазах и в режиме реального времени, лишь от Вашей личной позиции зависит считать Каддафи кровавым тираном или жертвой империалистической агрессии, быть уверенным, что он геройски погиб от рук взбесившейся черни или что он до сих пор жив и скрывается в пустыне, а убийство было «инсценировкой». Это раньше голову мятежника выставляли у ворот султанского дворца, чтобы никто не сомневался, что он казнён. Сегодня тело Каддафи в холодильнике супермаркета никого не способно убедить. Достаточно нескольких материалов о том, что полковник жив и для значительной части аудитории он будет жив. Если же об этом напишут (покажут) все мировые СМИ, то Каддафи воскреснет для всего мира.

Мы живём в информационной реальности. Мы неспособны более отличить правду от вымысла. Это стало следствием развития технологий, с одной стороны, и необходимости найти ассиметричный нелинейный ответ на фактор оружия массового поражения, обнулявший возможности традиционных вооружённых сил добиться «окончательного решения».

Война стала постоянной, перманентной, но перенеслась в информационное пространство. При этом войну ведут все против всех. С окончанием холодной войны никуда не делось противостояние Запад-Восток, определявшее ход информационного конфликта на его первом этапе, но на него наложилась масса других блоковых, межгосударственных, внутригосударственных, групповых, клановых, партийных, конфессиональных, личных и иных противостояний.

Произошла невозможная раньше вещь. Теоретически, один популярный блоггер или плодовитый и читаемый публицист может оказаться равен на весах информационной войны пропагандистской машине целого государства. Вопрос эффективности заключается не только и не столько в том, какое количество СМИ вы контролируете (это важная, но второстепенная деталь). Главное – сколько людей имеют доступ к Вашей точке зрения и сколько людей Вам доверяют. Если Вы один способны завоевать доверие всего человечества, то Вы и есть (без преувеличения) «мировое правительство», а иные избранные, назначенные и наследственные структуры и органы власти – статисты.

Поскольку, как я уже писал, современные СМИ не позволяют пользователю (а зачастую и сами не могут) отличить правду от вымысла, на первый план выходит вопрос веры. Но не слепой веры, а принятия той или иной цепочки аргументов, совпадающей с ценностной системой человека. Поскольку же среднему человеку свойственно стремиться к поддержанию точки зрения большинства, непреходящее значение имеет создание у него иллюзии принадлежности к большинству, хотя бы в рамках своей (местной) реальности.

Отсюда рост сепаратизмов и национализмов. Новые «нации» создаются не на основании территориальных, родственных и племенных связей (это лишь ширма, иллюзия). Они создаются на информационно-идеологической основе. В этом плане нет ничего удивительного в том, что, например:  в Белоруссии, Молдавии на Украине, значительную и, до последнего времени, наиболее влиятельную часть националистического движения составляли не этнические неофашистские формирования, а вполне интернациональные партии, в которые (как на уровне руководства, так и на уровне простого избирателя) были интегрированы армяне, евреи, русские.

С таким же успехом тот же человек, переехав,в своё время, в Страну Басков, мог бы стать баскским националистом, а в Северной Ирландии – ирландским. Если с завтрашнего дня все доступные СМИ начнут убеждать такого «националиста», что в этих странах испокон веков живут китайцы, через полгода он станет «китайцем», наденет маньчжурскую шапочку, шёлковый халат и начнёт учить «забытые» иероглифы.

Такие «новые нации» возникают там и тогда, где и когда политики, контролирующие определённый регион, не способны ни принять точку зрения более крупной политической общности, ни навязать ей свою информационным путём, но имеют достаточно возможностей для информационного закрытия своей среды обитания. Например, на Украине обычному человеку сложно получить доступ к массиву не только российской, но и мировой прессы, в России ограничен доступ к мировой .  В этой закрытой среде и начинает формироваться новая информационная «нация».

Прорыв такой закрытой среды, практически моментально уничтожает базовую поддержку «национализма». Однако следует учитывать, что глобализированные СМИ («Интернет») подавляющим большинством пользователей рассматриваются не как источник политической информации, а в качестве лёгкого доступа к самым разнообразным развлечениям. Телевидение всё ещё формирует и в ближайшие лет десять будет формировать политические взгляды населения покрываемой территории. Поэтому прорыв в закрытую систему «информационной нации» не может осуществляться лишь «волонтёрами Интернета» и отдельными самостоятельными медиа-группами. Они могут переформатировать информационное пространство лишь теоретически. Для практической же победы им не хватает ресурсов и координации.

Сегодня обеспечить ресурсную поддержку и координацию действий способно только государство. Неважно действует оно напрямую, или через благотворительные фонды, или транснациональные компании. Пока что своё умение и готовность работать с классическими СМИ и «волонтёрами»-блоггерами в глобальном штабном режиме продемонстрировали только США. Россия и Китай с большим или меньшим успехом защищают собственные «информационные нации», но пока не демонстрировали понимания необходимости активных наступательных действий, а также наличия необходимых для этого структур и политической воли. Остальные государства – вообще выступают страдательной стороной в глобальном информационном противостоянии.

Но войны, даже информационные, не выигрываются в глухой обороне. Сейчас мы переживаем переломный момент: либо адепты Евразийской концепции все же найдут силы и волю для перехода в наступление. Момент благоприятен. Информационные порядки США расстроены кризисом, бездарной военной политикой последнего десятилетия (когда центр тяжести слишком часто переносился на прямые военные действия, вместо непрямой информационной кампании) и утратой глобального доверия к американским и проамериканским СМИ и к их концепциям.

Наведение порядка, латание брешей, перестроение и выдвижение новых привлекательных концепций займёт не менее двух-трёх лет. Это и есть окно возможностей. Если в него не удастся проскочить – противостояние может продолжаться ещё долго и приобретать различные формы, но результат его будет известен задолго до того, как будет оформлен.
Как падение Третьего рейха стало неизбежным уже зимой 1941-1942 годов (после провала блицкрига против СССР), так и информационная (а за ней и политическая) победа Pax Americana станет неизбежной в случае, если возможность для перехода в информационное контрнаступление, не будет использована уже в ближайшие месяцы.