В бизнес в числе первых двинулись бандиты. Ну, бандиты –не бандиты, а люди с уголовным прошлым, тёртые, посидевшие. Это верно. И это понятно и естественно. Дело это было новое, а ко всякому новому делу немедленно липнут сомнительные персонажи. Потом им было нечего терять: у них не было приличной работы, накопленной инерции, они – люди прямого действия и быстрых решений. Такие же плыли когда-то через Атлантику во вновь открытую Америку: в Европе им было нечего ловить, там их нередко ловили. Статуя Свободы приветствовала почасту просто беглых уголовников.
Бизнес 90-х по своему стилю был уголовным: вспомните малиновые пиджаки, «цепуры» на шее, бритые затылки, «борсетки».

Бандитская составляющая бизнеса – это заметная, импозантная, всесторонне обсосанная литературой и кинематографом сторона дела. Но при этом сторона не слишком существенная, если посмотреть более-менее глобально. Это естественный этап становления, вроде детской болезни. По-другому быть не может. Первыми идут те, кому нечего терять. Кто привык к риску, борьбе без правил, кто мало укоренён в жизни. Любопытно, что в эпоху кооперативов первыми вступили в игру те, кто не сделал карьеры в советской жизни, а кто сделал – им было жалко её потерять. Это я не о бандитах, а о приличных людях – учителях, инженерах, научных сотрудниках. Бандиты – это предельный случай социальной неуспешности. Поэтому неудивительно, что первыми двинулись они.
Опасно ли это? Ну, конечно, лучше бы, чтоб были не бандиты, а улыбчивые менеджеры с дипломом МВА и fluent English. Вы его подвели, а он не «Ты, козёл…», а «Я крайне разочарован нашим сотрудничеством». ИзяЧней было бы и не в пример прелестней. Но – период первоначального накопления капитала притягивает иных персонажей. Приходится принимать, как есть.
При этом бандюки всё-таки имеют в своей среде благодетельную конкуренцию. У них есть некая система сдержек и противовесов – хотя бы в виде других аналогичных бандитов.. Знаете, они гораздо меньшие беспредельщики, чем госчиновники. Выстроенная за последене десятилетие «вертикаль власти» гораздо более бандитское образование. И гораздо менее конструктивное. Многие бандюки и полубандюки хотя бы пытаются заниматься чем-то конструктивным: сельским хозяйством, скупкой сельхозсырья. А вот чиновники торгуют только разрешениями и постановлениями. Но я ни в коем случае не склонен противостоять одних другим. Такова у нас атмосфера, таков стиль. Стиль – это вообще важнейшее дело, не внешнее только, а глубоко внутреннее. В промежутке между мировыми войнами общий стиль жизни был – военный, теперь – бандитский. Стиль: собирать, где не сеяли; не создать, а отнять чужое. Не созидательный, прямо сказать, стиль. Ожидать в нём какой-то там модернизации, мягко сказать, не вполне реалистично. Да никто, по-моему, всерьёз и не ожидает. 

Этот бандитский дух, дух отъёма, а не созидания, породил приватизацию. Идея приватизации – это идея тунеядская, противоправная по существу. Она вдохновлялась духом разграбления, мародёрства, а вовсе не надеждой создать эффективного собственника. Да в этого самого собственника никто никогда всерьёз и не верил: кто может поверить в то, что человек, не управлявший ларьком, сможет эффективно руководить заполярным комбинатом. Да хоть бы и не заполярным. Разумеется, никто в это не верил. Просто растаскивали, кто до чего мог дотянуться.
Результаты приватизации оказались многообразными. Физические результаты – развал промышленности и сельского хозяйста. Менее заметный, но более трудно преодолимый результат – потеря народом индустриальных навыков, деиндустриализация сознания. Но этим дело не исчерпывается. Есть и малозаметный, духовный результат – падение народного правосознания. 
Одной из несущих конструкций народного правосознания, возможно, главнейшей, в цивилизованном государстве является твёрдое сознание собственности. Уважение к собственности. Частной, государственной – любой. «Не тронь чужое!» — этому учили всех и сызмальства. Учить-то учили, но не везде научили. У нас с этим всегда было не благополучно, «римского сознания собственности» (выражение Н.Бердяева) не было. Но всё-таки что-то было: моё, твоё, казённое — различалось. И вдруг оказывается, что казённое почему-то чьё-то. Почему? А потому что ближе стоял. А чем я хуже? Это был культурный шок и полная потеря ориентиров, которые не найдены до сих пор. Ощущение гигантской несправедливости произошедшей делёжки как бы освободило массы народа от необходимости уважать собственность, как когда-то падение российской монархии освободило солдат от присяги и они мгновенно превратились в дезертиров. 

Даже если человек не особо думает обо всём происшедшем (мы люди маленькие, что нам до олигархов) – он всё равно подвергся этому культурному шоку. Ориентиры его подорваны. Барьер перед всеобщим «потоком и разграблением» – невысок. Поэтому когда вы упрекаете бизнесменов за не слишком трепетное отношение к чужой собственности – вспомните, что выдающийся, всеобъемлющий пример полного отрицания права собственности продемонстрировало само государство. Пример настолько всеобъемлющий, что об этом как-то не принято говорить в приличном обществе: ну было и было, забудьте. 
Дело даже не в том, что что-то развалилось, что промышленность погибала отраслями – гораздо важнее духовные разрушения. Заводы можно разбомбить и отстроить заново. Дух «строится» гораздо труднее и дольше. Сегодня вообще в целом господствует дух не созидания, а присвоения. Вот говорят: бизнесмены такие-сякие отнимают друг у друга бизнесы. Плохо конечно. Но как-то остаётся в тени, что в любом рейдерском захвате необходимый элемент – это подкупленный судья. Иначе – не выйдет. 
Из всех безобразий видится мне самым разрушительным такое: дух нашего капитализма — извлечь выгоду из того, что уже есть, а не создать новое.
К сожалению, этот дух не рождён капитализмом, приватизацией и всем, что ей сопутствовало. Дело обстоит обратным образом. Этот дух и породил приватизацию. Нетрудовой, мародёрский дух.
«В России вся собственность выросла из «выпросил» или «подарили», или кого-то «обобрал». Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается», — писал Василий Розанов ещё до всех ужасов революционных экспроприаций.

Наше традиционное неуважение к собственности — это хроническая болезнь народного духа, которая время от времени обостряется, иногда слегка затухает, но пока далеко не излечивается. Преодолеть её трудно, но преодолевать надо. Дело это непростое и долгое. И задача эта относится далеко не только к бизнесу. Просто бизнесмены поактивнее прочих – в том числе и в традиционных народных пороках. Да и на виду они, каждое лыко в строку.

Автор : Сергей Криндач.