Сложилась уже целая литература о золотом веке, о затонувшей Атлантиде – стране советов.

В интернете время от времени вспыхивают такие разговоры. Начинает обычно кто-то что-то вспоминать: ах, как было хорошо… И тут же непременно кто-нибудь оборвёт ностальгического мемуариста: ага, были тебе бесплатные квартиры – убогая хрущёвка через двадцать лет. Ну и далее по всем пунктам: от Гулага до пустых прилавков. Любопытно, что порою подобные разговоры ведутся среди людей молодых, не живших в те времена. Значит, тема интересна и молодёжи. Но в любом случае, никакого прогресса знания о той жизни не наблюдается – разговор ведётся на детсадовском уровне: было хорошо – было плохо.

Так что же было на самом деле? Был ли СССР «государством рабочих и крестьян» ?

Да, Советский Союз был государством рабочих и крестьян. Эта пропагандистская, на первый взгляд, формула очень многое объясняет. Так было заявлено, и – представьте себе! – так было на самом деле. Это был на самом деле первый в истории эксперимент – государство трудящихся и для трудящихся. Многие черты той жизни, мне лично крайне антипатичные, вытекают из этого фундаментального факта. Я имею в виду тот неистребимый налёт убогости, серости, безвкусия, антиэстетизма, которым была подёрнута советская жизнь во все времена. «Чай не баре, сойдёт и так!» — вот что прочитывалось во всём окружающем: в каждом рукотворном пейзаже, интерьере, в любом изделии промышленности. Это эстетика людей бедных, голодавших и холодавших, которым «не до жиру – быть бы живу». Поэтому никто в совке (говорю это беззлобно – скорее ностальгически) не заботился о том, чтобы еда была вкусной и даже (какое буржуазное извращение!) красивой – главное, чтобы она была питательной и сбалансированной по белкам-жирам-углеводам. Такая же история с одеждой, мебелью и всем прочим.

Поэтому когда сегодня люди до хрипоты спорят: были тогда все сыты или ни черта не было или была какая-то дрянь, они не осознают, что правы те и другие.
Да, люди были сыты, но не было ничего яркого, вкусного, излишнего. Но при этом дети в моё детство получали в школе стакан молока. Бесплатно. Многие его терпеть не могли: кипячёное, с пенками, а я, извращенец, любил пенки. И было то молоко — полезное! А вот вредных, но таких желанных и вкусных газированных напитков или уж совсем уродских напитков из порошков – радикально не было. Они считались вредными и ненужными.
Да, не хватало мяса по социальной цене 2 руб. за кг. (На рынке-то по 6-8 руб. его всегда было вдоволь), но государство следило за тем, чтобы в рабочих столовых каждый получал мясное (или рыбное) блюдо. Вообще, государство внутренне тяготело к рационированию, к распределению, если не прямо по карточкам, то косвенно – через так называемые общественные фонды потребления. Чтобы всем хватило помаленьку. Чтобы у всех было необходимое, а излишнего никому не нужно: мы люди простые, пролетарии. Такой подход не объявлялся, не декларировался, но он лежал в основе, в подкладке жизни. 
Но люди, к сожалению, так устроены, что, едва оправившись от голодной нищеты, они начинают хотеть излишнего, даже порою жертвуя необходимым. Пресловутая пирамида Маслоу с его иерархией потребностей, описывает не живого человека, а унылого филистера или, ещё вернее, пластмассовый манекен. Живой человек очень часто, почти всегда, хочет излишнего в ущерб необходимому.

Знаменитый специалист по советской жизни С.Г. Кара-Мурза затеял несколько лет назад целую дискуссию: как питались в Советском Союзе. Люди присылали ему свои воспоминания, он анализировал статистику. И выходило, что питались вполне прилично. Но опять-таки – прилично по белкам-жирам-углеводам. А по впечатлениям, по эмоциям – не прилично. А люди живут эмоциями и помнят эмоции. Об этом хорошо сказал М.Веллер в своём философском трактате «Всё о жизни».

Было ли в СССР социальное равенство ? В Советском Союзе было очень большое социальное равенство. Невероятно, невиданное ни до ни после.
В принципе русские люди вообще имеют склонность к социальному равенству, если не социальному – то психологическому уж точно. Это русское чувство – равенство всех перед Богом. Недаром во многих случаях помещичьи дети играли с крестьянскими, Пушкин дружил с няней и слугой Никитой. И просто снисходил до них – именно дружил, как с равными, как с Пущиным и с Чаадаевым.
Вообще, чувство равенства-неравенства у разных народов разное. Взять поведение колонизаторов в колониях. Англичане жили очень обособлено и ни коем образом не смешивались с «дикарями». Французы – жили менее обособлено, а португальцы – и вовсе легко смешивались, женились на туземках. Так вот у русских в душе не высоки социальные перегородки. Любопытно, что граф Лев Толстой ощущал крестьян равными себе, а презирал торгашей и адвокатов. Возможно, поэтому нам душевно и сродствен социализм.

Так или иначе в совке было необычайное, невиданное равенство. Такого равенства, по-видимому, не было нигде в мире. Речь идёт даже не о медианном доходе, децильном коэффициенте и прочей наукообразной муре (об этом чуть позже). Гораздо важнее само ощущение жизни, её стиль, та социальная атмосфера, в которой живут и формируются люди, тот воздух, которым они дышат. Какой он был, этот воздух?

Впервые в истории рабочий человек, трудящийся стал главным персонажем жизни, а не придатком к станку, который надо терпеть, поскольку не удалось пока механизировать-автоматизировать данный техпроцесс. Сейчас рабочий человек ощущается именно так — как придаток к станку, и сам себя он так ощущает. 
А в Советском Союзе рабочий, крестьянин, вообще простой труженик ценился, уважался. Он считался главным, основным персонажем жизни – создателем материальных ценностей. О нём пели песни: «Нет на свете выше звания, чем рабочий человек», снимались фильмы, писались романы. Иногда, и даже часто, это выходило назойливо и безвкусно – все эти бесконечные сталевары, хлеборобы, строители, изображённые почти всегда теми, кто об их жизни имел весьма смутное понятие. Но так или иначе простой трудящийся человек присутствовал в искусстве – как сегодня бандюки и шлюхи.
Сегодня принято говорить, что всё это было не правда, а коммуняцкое враньё, и не было в жизни таких рабочих и крестьян, как изображалось в кино и в «производственных» романах. Вообще, правда, особенно правда в художественном произведении – вещь очень трудно уловимая, ускользающая. Пусть даже и так – это была не правда, не полная правда. Как, впрочем, нельзя назвать полной правдой «производственные» романы Эмиля Золя или Артура Хейли. Но в любом случае всё это придавало уважения простому трудящемуся человеку, он сам себя начинал уважать больше. А это очень важно – уважать себя, своё положение и занятие. И изображение чего бы то ни было в несколько идеализированном виде способно подтянуть действительность к изображённой модели.
Так или иначе, в центре не только литературы и искусства, но и жизни, стоял трудящийся человек – рабочий, крестьянин, инженер, учёный.

В школе мы не разделялись по социальным слоям.  Уважали нас за отличные успехи, собственные успехи, а не за родительские достижения. «Выпендриться» в школе можно было только отличной учёбой, общественной работой, ну и отчасти спортивными достижениями, впрочем, спортсмены стояли несколько особняком, у них была своя, отдельная, шкала достижений. Сегодня в школах предметом гордости являются: шмотки, поездки за границу и электронные гаджеты.
В принципе, и в наше время были какие-то «центровые» (особенно в столице), которые в своём кругу ценили положение родителей, те же заграничные шмотки, магнитофоны – т.е. именно то, что сегодня является единственным основанием ранжирования школьников по уровню престижа. Но такой подход к делу был сосредоточен в узком кругу: в столичных английских спецшколах, мидовском интернате, а в обычных школах этого не было. Престижность положения школьника определялась его личными достижениями. Тогда мы как-то этого и не ощущали: а как иначе-то может быть? Вполне оценить тот, советский, подход я смог уже в 2000-е годы, когда в школу пошёл мой сын. Он был спокойно и твёрдо убеждён: какое дело, кто как учится, главное – кто на чём ездит.

Часто приходится слышать, что в СССР была-де уравниловка: работай-не работай, а всё равно получишь одно и то же.
Неверно.
Материального равенства не было. Равенство было скорее психологическое, социальное, но не материальное.
То есть уравниловки не было, но было внутреннее равенство. А неравенство материальное было связано с трудом, с ответственной должностью, с большей трудовой нагрузкой. Во всяком случае, в принципе, в замысле было так. Сегодня достаток связан с удачей (повезло), хитростью (протырился), но уж, во всяком случае, не с большей трудовой нагрузкой и пользой для общества. Я уже не говорю о совершенно криминальных методах приобретения богатства. Признаться,  свой буржуазный предпринимательский достаток я ощущал скорее как результат везения, чем высокую оценку своего незаурядного труда на пользу обществу. Любопытно, что даже и денежно ориентированные западноевропейцы так это дело ощущают: во многих языках «сделать фортуну» — значит, «разбогатеть».
Так вот в СССР было такое удивительное, уникальное, невиданное в истории, положение: люди были внутренне равны, а разница в достатке определялась (как тенеденция) – разницей в трудовом вкладе.
Особенно впечатляющим было психологическое равенство. Этого не было нигде и никогда. И нет. Это новость, привнесённая в жизнь Октябрьской революцией. До революции барин простолюдину говорил «ты», а тот ему «ваше благородие». Революция отменила «благородий». Любопытно, что столбовой дворянин Николай Бердяев высоко оценил это новшество, хотя к большевизму и вообще к революции был настроен крайне критически. Он говорил, что ещё лучше будет, когда все всем будут говорить «ты» — как братьям.
До революции была непроходимая стена между офицерами и солдатами, рабочими и инженерами. Рассказывают, что какой-то бывший царский офицер, знакомый в юности с Александрой Михайловной Коллонтай, застрелился, узнав, что она вышла замуж за матроса Дыбенко. И дело было не лично в Коллонтай: просто для этого офицера мир погиб, если дочь генерала вышла за матроса.
Любопытно, что эта стена есть и сегодня на Западе. Низшие и высшие разделены там на первый взгляд незаметной, но вполене реально существующей стеной. Помню, один итальянец, прочитавшей в советском учебнике итальянского что-то вроде: «Джованни и Пьетро – друзья. Они вместе работают на фабрике, Джованни – рабочим, а Пьетро – инженером», — сказал, что писать такую глупость не стоит даже в учебнике иностранного языка. При этом, конечно же, все добропорядочные обыватели говорят, что они не «classista», т.е. не сторонники высоких социальных перегородок. Так-то оно так, но перегородки эти – есть. Настолько есть, что порой люди их не замечают, как не замечают воздуха, которым дышат.
Сегодня эти перегородки с тем радостным улюлюканьем, с каким мы разрушали свою промышленность, сельское хозяйство и вообще – жизнь, так вот эти самые перегородки возрождены и у нас. «Наш (и соответственно не наш) круг», «девочка хорошего дома», «социальная однородность», «шпана», «рожи», а то и вовсе «быдло» — всё это расцвело пышным цветом в капиталистическое двадцатилетие.

Давали ли в СССР квартиры ? Ответ: однозначно да. Квартиры давали. Мне не хочется искать статистику: её можно найти в книжках того же Кара-Мурзы. Достаточно привести такой эмблематический факт. Несколько лет назад, ещё до кризиса, московский строительный комплекс во главе с г-ном Ресиным бурно возликовал: был превзойдён уровень ввода жилья, который был достигнут в шестьдесят каком-то году, в котором ввели больше всего квадратных метров за всю историю московского жилищного строительства. Очевидно. Что тогда все эти квартиры немедленно роздали трудящимся, а сегодня множество квартир так и остались «инвестиционными», и в них никто не живёт. Очевидно, что все жители больших городов жили в квартирах, и все эти квартиры они получили, за микроскопическим исключением кооперативных квартир, построенных на средства жильцов.
Так что квартиры, в самом деле, давали. Обычно принято говорить. Что квартиры были плохие – «хрущобы», низкие потолки, маленькие кухни, общее уродство. Всё это верно и неверно одновременно. Общее ощущение уродства и убожества создаётся главным образом, полным отсутствием ухода за жильём: подъезды загажены, лифты изуродованы – ну, сами знаете. Подъезд, в котором живёт один мой знакомый, и я иногда бываю, производит не просто удручающее, а какое-то устрашающее впечатление: кажется, там уже должны завестись монстры. Но при чём тут сами дома? Помойку можно сделать и из дворца, и такие примеры имеются. А простые люди нигде не живут во дворцах, даже в самых богатых странах, вроде Швеции. Где живут? В пятиэтажках. Без лифта. (Правда, чаще они четырёхэтажки). В Германии, а паче того в Голландии, мебель затаскивают через окна, настолько узкая лестница. Но, разумеется, подъезды убирают.
Касательно размера квартиры – тут тоже не всё однозначно. На Западе в разных странах типичные размеры квартир – разные. В Швеции побольше, в Голландии поменьше. Другое дело, что люди приспосабливают размер жилья к потребностям в данный момент: переезжают в квартиру побольше или поменьше. У нас это было сделать очень трудно. Но главная причина, по которой хотелось больше, больше, больше квадратных метров — что за эти метры не платили из своего кармана. Сейчас, когда платят – мгновенно возрос спрос на мини-квартиры. С малюсеньким санузлом с душевой кабиной, с кухонной нишей в комнате. 
Так что никакого особенного, специфически советского уродства наших домов и квартир, за исключением того. что мы создавали (и создаём) своим личным свинством, — не было. 
Говорят, что нужно было ждать полжизни, чтобы получить квартиру. Это верно. Скажу больше. Несколько моих знакомых семей стояли на очереди на своих предприятиях по многу лет и должны были вот-вот получить квартиру, но – не получили. Предприятия закрылись в результате реформ – и они остались с носом. Некоторые из них, как они рассказывают, могли купить кооперативную квартиру, но – не захотели: считали, что им и так должны дать. Но не дали. Кстати, кооперативные квартиры могли купить не абы кто, а только те, у кого не хватало метров до нормы. 
Да, люди ждали квартир годами и даже десятилетиями. Всё так. Но объясняется это не скудостью и недостатком, вернее, далеко не только этим.
Главная причина в другом.
При дармовой раздаче чего бы то ни было спрос принципиально не удовлетворим. Сколько ни дай – всегда будет мало. Всегда будет не хватать. Советское государство элементарно подставилось, взвалив на себя бремя обеспечения всех бесплатным жильём. При этом важно вот что. Жильё давали по норме – это так. Но впоследствии не забирали, если эта норма превышалась. Если старушка оставалась в трёхкомнатной квартире – она там так и жила. «Коммуналка» была дешёвая – чего не жить-то? Старалась прописать к себе какую-нибудь внучатую племянницу, чтобы та после смерти старушки осталась она в этой квартире.
Спрос на дармовое удовлетворить нельзя – это бездонная бочка. В принципе.
Тот, кто когда-либо помогал своим родственникам знает, это явление. Сначала тебя многоречиво благодарят с оттенком даже некоторого изумления («Надо же, как мне повезло! И за что мне такое?»). Потом изумление пропадает, и твои дары ощущаются как самое обычное, естественное и рядовое явление: «Я этого достойна», как говорится в известной рекламе. Отсюда совсем недалеко до третьего шага: мало дали. Мало, несвоевременно, ненадлежащего качества. И вообще у соседа лучше. В Советском Союзе это притязательное чувство «Мне недодали!» было необычайно распространено в народе.
Вполне вероятно, что именно это чувство во многом и подточило фундамент нашей жизни. Сегодня, когда все блага покупаются за деньги, взгляд на вещи стал гораздо здоровее: есть деньги – покупаешь, нет – ну что же… Если будет введён настоящий налог на недвижимость, мы бы сильно продвинулись в решении жилищного вопроса.

Я не люблю советскую жизнь. Если и испытываю что-то похожее на ностальгию, то разве что по детству. Мне эстетически противен социализм, более того – мне противна распространяющаяся идеализация той жизни. В этом проявляется любовь нашей интеллигенции к простым решениям и элементарным мыслям – как называл это Бердяев, к «карманным катехизисам». 20 лет назад было: социализм плох – капитализм хорош, сейчас стало: капитализм плох – социализм хорош. При огромном количестве публикаций на эту тему настоящего анализа как не было, так и нет. У нас явно наблюдается нелюбовь к сколько-нибудь сложной мысли, даже и у вроде бы серьёзных авторов господствует мысль плоская и элементарная. Впрочем, это явление мировое. 
Один из героев культового писателя советской интеллигенции — Юрия Трифонова, старый революционер, сидевший при всех режимах, говорит: «Нет ничего глупее, чем искать идеалов в прошлом». Легенда о золотом веке в прошлом – это выражение растерянности и усталости. «Богатыри – не вы» — бросил Лермонтов своему поколению.
И всё-таки СССР был прорывом в иную жизнь. В нём было много гениальных прозрений, которые не сумели осуществить. Скоро сойдёт с исторической сцены (да и просто вымрет) поколение, которое помнит ту жизнь. Притом помнит в сознательном возрасте. Надо успеть её, ту жизнь, описать и осмыслить.

Автор : Сергей Криндач.