Редакция  продолжает цикл статей под общим названием «Навстречу Октябрю 1993 — 2013 задача которого — показать, как на каждом этапе развития этого острого кризиса зарождались основы нынешней политической системы и исчезали возможности пойти по альтернативному пути развития. Двадцать лет назад, поздно вечером 20 марта 1993 года, президент Борис Ельцин вдруг выступил по телевизору с обращением к гражданам России. Этот телеэфир в корне менял всю политическую ситуацию, сложившуюся после подавления августовского путча 1991 года. Если до 20 марта нарастающее напряжение между президентом и депутатским корпусом еще можно было трактовать стандартной фразой «милые ссорятся – только тешатся», то теперь эта ссора отчетливо стала принимать форму политического конфликта, чреватого новым кровопролитием. События 20 марта фактически открыли прямой путь к трагическим событиям 3-4 октября, когда в Москве погибло много людей. ОПУС первый и последний В телеобращении Ельцин прямо заявил о том, что в стране возник кризис власти, и что для преодоления этого кризиса он издал указ об особом порядке управления. В народе этот указ прозвали ОПУС (Особый порядок управления страной). Хотя на самом деле слова «страна» Ельцин не употреблял, представление о данном документе, как об ОПУСе, так и осталось в памяти многих людей. Как это ни парадоксально, мы до сих пор точно не знаем, какой именно «особый порядок» хотел ввести Ельцин с помощью этого указа. Дело в том, что документ не опубликовали ни 20 марта, ни даже на следующий день. Обнародован он был лишь через четыре дня, причем под совершенно иным названием. По сути дела вообще нельзя говорить о том, что ОПУС имел место на практике. Имело место лишь ельцинское высказывание об ОПУСе. А сам текст, появившийся на свет 24 марта, был сформулирован гораздо мягче, чем следовало из слов президента, произнесенных в телеобращении. Фактически это был другой документ. Тем не менее, по телеобращению мы более-менее можем судить о первоначальном намерении президента. Ельцин хотел разрубить гордиев узел, который завязался из-за сложившегося в стране двоевластия (о сути его говорится в двух предыдущих статьях цикла «Навстречу Октябрю: «Истоки просвещенного вертикализма» и «Если бы победил Руцкой«). Президент и парламентарии не готовы были делить между собой полномочия по принципам, характерным для современных демократий. Каждая сторона желала иметь всю полноту власти, так чтобы сторона противоположная существовала лишь формально, но не могла бы блокировать принципиальные решения, принимаемые абсолютным властителем. Для того чтобы добиться желаемого, Ельцин, по сути дела, намеревался принять три решения. Во-первых, объявить в апреле референдум о доверии. Во-вторых, одновременно с референдумом, провести голосование по новой конституции, в соответствии с которой парламентский корпус следовало переизбрать на иных основаниях. В-третьих, до появления нового парламента заблокировать те решения старого, которые могли бы помешать намеченной политической реформе. Скорее всего, президент не сомневался в том, что народ выразит ему доверие, поддержит новую конституцию, а после изберет именно тех депутатов, которые будут относиться к Ельцину, как нынешние относятся к Путину. Таким образом, деятельность непослушного Верховного совета фактически блокировалась вплоть до появления парламента абсолютно послушного. По сравнению с этими намерениями Ельцин к 24 марта сильно отыграл назад. Почему? Думается, потому, что не обнаружил в рядах своих потенциальных сторонников той поддержки, которую предполагал иметь 20 марта. В тот момент президент, скорее всего, намеревался задавить антипрезидентскую сторону своим авторитетом. Не танками (как вышло в октябре), а только авторитетом. Наверное, если бы Ельцина поддержал вице-президент Руцкой, если бы на его стороне оказался Конституционный суд, если бы по всей стране прокатились митинги в поддержку президентского решения, если бы пропрезидентская часть парламентариев смогла бы оказать более жесткое сопротивление антипрезидентской части… Если бы все это и многое другое сложилось так, как планировали авторы ельцинской политической реформы (среди которых, насколько можно судить, доминировал Сергей Шахрай), то политические действия по разрубанию гордиева узла двоевластия завершились бы без кровопролития. Однако депутатская сторона в конфликте оказалась сильнее, чем виделось поначалу Кремлю. Симметричный ответ Когда Ельцин стал отыгрывать назад, то депутатская сторона, в свою очередь, решила, что есть возможность устранить нелюбимого президента и присвоить себе всю полноту власти. Жесткие противники Ельцина после 24 марта решили, по всей видимости, что тот совершенно слаб и, самое главное, неумел. Ведь только очень неумелый политик мог затеять масштабную авантюру с телеобращением, а затем отыграть назад, публично расписавшись перед лицом всей страны в неспособности просчитать планы и оценить соотношение сил. 28 марта в Верховном совете был поставлен на голосование вопрос об импичменте Ельцину. Это был абсолютно симметричный ответ на намерение президента задавить парламентариев авторитетом. Теперь депутатский корпус хотел задавить авторитетом президентскую сторону. Задавить без призывов к расправе со сторонниками Ельцина, без агрессивных толп, стремящихся захватить телецентр в Останкино, без боевиков, собиравшихся под крышей Белого дома для того, чтобы применять силу на улицах Москвы. В октябре 1993 года все это имело место, поскольку парламентская сторона уже не рассчитывала только на свой авторитет, тогда как в марте намерения еще были сравнительно мирными, хотя по сути дела они точно также предполагали разрубание гордиева узла двоевластия. Импичмент провалился. Антипрезидентская сторона не рассчитала своих сил, как и президентская. Сторонники импичмента переоценили степень агрессивности депутатского «болота». Они, скорее всего, не ожидали, что большое число москвичей в трудный для Ельцина момент все же выйдет на митинг для поддержки президента. А самое главное, увлекшись борьбой за власть, они вряд ли помнили о том, что образованная и мыслящая часть общества, которая разбиралась в осуществлявшихся рыночных преобразованиях, связывала надежды на стабилизацию цен и переход к экономическому росту именно с Ельциным, как с человеком, инициировавшим реформы. И уж точно не с депутатским корпусом, который был явно не дееспособен для проведения быстрых эффективных решений. Впоследствии Ельцин не оправдал возлагавшихся на него надежд. Быстрых и эффективных решений от него не могли дождаться даже тогда, когда для прорыва появились реальные политические возможности. Борис Николаевич предпочитал расслабляться со своим главным охранником как раз в тот момент, когда следовало сосредотачиваться со специалистами по реформированию экономики. Но в марте 1993 года, когда жизнь была очень тяжелой, и общество хорошо еще помнило, из какой экономической трясины его начали выводить Ельцин с Гайдаром, стремление сохранить президента и дать ему возможность нормально работать охватило многих людей страны и особенно образованную часть столичных жителей. Первые итоги Итак, мартовский кризис власти завершился тем, что каждая из конфликтующих сторон попыталась сходу наехать на противника, дабы захватить бразды правления страной, но не добилась успеха и отошла на исходные позиции. Поведение обеих сторон четко демонстрирует нам, насколько далеки они были от идей построения демократического общества в России. Задним числом, конечно, многие стали объявлять себя демократами, боровшимися тогда за светлые идеалы, но на практике борьба шла за конкретные результаты, которые можно было бы «пощупать руками» уже в тот момент. Каждая сторона намеревалась, взяв власть, осуществить набор определенных решений в экономической сфере. Гайдар или Хасбулатов, как экономисты, конечно, лучше представляли, что они сделали бы с абсолютной властью, окажись она в их руках. Ельцин или Руцкой, скорее всего, думали больше о власти, как таковой, нежели о способах ее использования для решения экономических проблем. Но для каждого из его участников мартовский кризис касался вопроса о немедленном обретении всей полноты власти. При развитии по любому из возможных сценариев этот кризис никак не мог способствовать формированию устойчивой демократии. Автор : Дмитрий  Травкин.