Такая у нас несуразная судьба, что всё у нас делать невыгодно. Что ни возьми – всё невыгодно. У НИХ выгодно, а у НАС – почему-то нет.
Как-то так получается, что всякая деятельность у нас – невыгодна. Атниэкономична. Контрпродуктивна. Вести её можно только на казённые субсидии, субвенции и дотации, исключительно из социально-благотворительных соображений. Чтобы избежать социального взрыва. А так – невыгодно. Расчёта нет. Это каждый эффективный менеджер подтвердит.
Причём невыгодно – всё. К примеру, туризм — везде выгодно, а у нас нет. Под Екатеринбургом, в его лесных окрестностях, можно найти останки бывших домов отдыха, пионерских лагерей и турбаз. Невыгодно.
Сельское хозяйство – невыгодно. Оттого поля зарастают берёзками.
Промышленность – вообще абсурд.
Прочитал недавно хвалебную статью про ветерана труда из провинциального городка Саратовской губернии, любителя местной старины, человека неравнодушного к истории родного края, который сберёг от сноса дивный памятник промышленной архитектуры 19 века. А дело такое. Была у них искони хлопкопрядильная фабрика, райцентр вообще на этом бизнесе когда-то поднялся. Потом, когда началась новая жизнь, здание хотели снести. А старый директор фабрики не позволил. Отвоевал. Отстоял. И – умиляется газета – наладился эффективно использовать: всякие там фирмёшки напустил, торговлишку какую-никакую наладил. «А нет ли в планах возрождения хлопкопрядильного производства?» — интересуется корреспондентка. «Нет, конечно, — снисходительно ответствует любитель родной старины. – Ведь хлопок пришлось бы привозить из-за границы, а это чрезвычайно дорого. Не выгодно». Но вот ведь что интересно: хлопок в этих краях не рос ни при царе, ни при большевиках, а перерабатывать его почему-то было выгодно. Даже англичанин в 19-м веке припёрся в этот район по случаю продажи станков, да так и осел. Женился тут, обзавёлся, так дети-внуки его и работали на фабрике до самой революции. Ему, лоху, видно померещилось, что выгодно. Наверное, у него не было высшего образования, не говоря об МБА.
Один мой знакомый недавно был в Норильске, вернулся подавленный: город фактически на грани «закрытия» с дальнейшим вымиранием. Знаменитый металлургический комбинат может быть вскоре закрыт. Эффективные менеджеры подсчитали: продолжать его использовать – невыгодно. Антиэкономично. Контрпродуктивно. Гораздо эффективнее копать руду, возить её в Норвегию и там – перерабатывать. Тогда будет выгодно. Ну а об этих «унтерменьшах», что так-сяк кормились вокруг комбината, – пускай думает государство или всяк,кому заблагорассудится о них подумать. Для эффективного менеджера главное – эффективность. На то он и эффективный менеджер, а не совок какой заскорузлый. У него, небось, МБА из Стокгольмской школы экономики, а вы к нему пристаёте с какой-то мелюзгой.
Недавно с супругой ходили на местный рынок, решили прикупить постельное бельё.. Подхожу, прицениваюсь к весёленькому такому комплекту постельного белья в мелкий деревенский цветочек. «Берите, берите, не сомневайтесь, — убеждает меня торговка, — отличная бязь – турецкая». – «Как турецкая? – удивляюсь я. – тут же написано: Иваново». – «Так это они шьют в Иванове, а материал весь из Турции. В Иванове – плохого качества, да и невыгодно». Опять невыгодно! Что за чертовщина такая – работать у нас невыгодно! Прямо-таки вредно работать. Чем больше работаешь – тем больше убытки. Так у нас получается. Перефразируя Шаова, можно сказать: «По последним изысканиям, очень вредно жить вообще». Не говоря уж о работать. Не зря Маргарет Тетчер, говорят, считала, что нас, русских, чересчур много: миллионов пятидесяти за глаза хватит.
Почему так получается, что всё у нас не выгодно? И вообще, что это значит – невыгодно? Легче, безусловно легче, проще – не работать. Это понятно. Но невыгодно…
Выгодно-невыгодно – это далеко не так однозначно, как кажется доцентам экономикса. Это вообще, странным образом, не экономические категории. Это категории – духовные. Экономический классик Джон Кейнс писал странную на первый взгляд для экономиста вещь: занимаются предпринимательством, т.е. затевают новые бизнесы, «активные сангвиники», которым просто хочется что-то сотворить в жизни. Играют в них избыточные жизненные силы, вот им и хочется чем-то себя отметить и запечатлеть. А все расчёты, бизнес планы, feasibility studies ( технико-экономическое обоснование ) – всё это пустяки и эфемерность. Хотя бы потому, пишет Кейнс, что при подобных расчётах исходят из предположения, что обстоятельства, в которых развивается бизнес, остаются неизменными. А это именно и есть самое фантастическое предположение, которое в реальной жизни никогда не оправдывается.
Но люди всё равно берут и делают. Делают потому, что им хочется осуществить свой план, свою задумку, свою мечту. «Претворить в жизнь», как любила выражаться газета «Правда» в оны дни, картинку, которая покуда существует только в голове «активного сангвининка». «Если бы человеку по его природе не свойственно было бы искушение рискнуть испытать удовлетворение (помимо прибыли) от создания фабрики, железной дороги, рудника или фермы, то на долю одного лишь холодного расчёта пришлось бы не так уж много инвестиций», — писал Кейнс.
Люди затевают бизнесы, потому что творчество, в том числе и хозяйственное творчество, имманентно человеку. Творчество – это то, в чём проявляется его, человека, божественная сущность, потому что и Бог – Творец, и человек — творец. Покуда жив человек, он будет творить: сочинять романы, или тачать ботинки, или выращивать репу. И то, и другое, и третье, будучи сделано хорошо – оказывается нужным и покупаемым. Только унылые доценты экономикса верят, что есть какой-то homo economicus, у которого в голове встроен счётчик прибылей и убытков, а единственная цель жизни его – насшибать побольше бабла. Это больше похоже на образ «правильного» пенсионера, начавшего копить на пенсию в 22 года.
То, что происходит сегодня с нашим народом, — это огромное ослабление духа. Творческого духа. Духовное оскудение. Наша воля одрябла, потеряла упругость. Ведь упругость теряют не только мышцы – от неупражнения, но и воля тоже. У нас утрачена дисциплина воли, которая одна лишь позволяет преобразовывать косную материю и изменять мир.
Вот истинная причина тотальной невыгодности любой деятельности в нашей стране.
Наша ленивая мысль всё ещё находится в тисках школярского истмата, устаревшего и заскорузлого уже сто лет назад. Мы всё ещё по-обломовски ждём чудесного возникновения каких-то «объективных условий», при которых мы, так и быть, начнём действовать. На самом деле мир – это воля и представление. (Так называлась книга Артура Шопенгауэра – «Мир как воля и представление»). Нигде никогда условия не предшествуют деятельности. Условия создаются в процессе и в результате деятельности. А исходной точкой является чьё-то желание, чей-то vision. (видение) В этом смысле любое большое дело – чистый волюнтаризм. Картинка в чьей-то голове, которую неймётся превратить в реальность. Вот что – двигатель жизни. Если этого нет – всё, абсолютно всё – невыгодно. Как это происходит у нас.
Вообще, невыгодность работы у нас поражала меня ещё в 90-е годы. Тогда и Гайдар учил: производить не надо – выгоднее продать нефть и всё купить, сельское хозяйство – это вообще «чёрная дыра».
Прошло почти двадцать лет. Теперь ясно до прозрачности: мы использовали нашу экономическую свободу не для усиления деятельности, а для её радикального прекращения.
«Невыгодно» – это то, что в психологии называется «рационализацией»: подведение рациональной базы под свои чувства, желания и инстинкты.
В Турции шить одежду выгодно, крайне выгодно, у нас – провальная затея. Про Китай и говорить нечего: у них всё выгодно. Недаром говорят, что скоро будет установлен памятник: «Китайскому пролетарию от русского пролетария за освобождение от труда». А что – в порядке делужковизации Москвы, на месте церетелевского Петра Первого? По-моему неплохая идея.
Дух нашего народа слаб и болен. В этом причина «невыгодности». И не в «объективной действительности», и не в экономических расчётах коренится эта невыгодность. Экономические расчёты можно придумать – любые. И статистику подобрать на любой вкус – хотите положительную, хотите отрицательную. Человеческий ум изворотлив, Достоевский говорил – «повадлив», т.е. готов доказать любую желательную идею. Собственно, ещё древний грек Зенон умел доказать, что быстроногий Ахиллес никогда не догонит медлительную черепаху. А уж современный человек так навострился, что такой пустяк, как бесполезность работы, — в пять секунд докажет.
Вопрос не в невыгодности, а лишь в крепости духа и в силе желания, в дисциплине воли. Даже не в умении. Всё на свете сначала не умеют. А потом научаются. Китайцы сначала клепали автомобили, над которыми потешался всяк, кому не лень. Потом стали делать нечто, похожее на машину. А теперь делают вполне даже сносные авто. А в это самое время мы только спасали автопром (из чисто социальных соображений, потому что какие же ещё могут быть соображения в отечественной индустрии, как не социальные?), да изощрялись в остроумии, уверяя друг друга, что мы-де от цивилизованных стран «отстали навсегда». Я считаю, что изобретатель этого прелестного выражения заслуживает, если не памятника, то, по меньшей мере, скромного бюста на родине героя: оно, выражение, нам очень помогло преодолеть соблазн кинуться с кем-нибудь взапуски. Чего по-пустому ботинки трепать: сказано же — «отстали навсегда». В общем, «ляг, расслабься, и всё пройдёт».
Наша продукция будет неконкурентоспособной. Это уже ultima ratio (последний довод): сказал и сразу все пристыжено склонили головы – ну, конечно, как это мы забыли – неконкурентоспособно.
А с кем вы желаете конкурировать? И почему мы обязаны конкурировать в своей стране невесть с кем? Ну, я понимаю: выбраться на чужие рынки нам поначалу (именно поначалу, дальше всё зависит от нас) – было бы труднёхонько. Но ведь у нас был (и есть, что интересно!) внутренний рынок. Почему мы его открыли чужим, а сами деликатно удалились? Они делают лучше и дешевле? Да за 20 лет можно чему хочешь научиться!
Доцент экономикса скажет: это протекционизм и почти что автаркия. Это противоречит заветам фритрейдерства и учению Мирового банка. Но нам – что надо: развиваться и жить своей жизнью или исполнять предписания экономикса? В.О. Ключеский ещё сто лет назад заметил, что у нас, русских, ещё со времён Евгения Онегина есть пагубная привычка думать о своих делах на чужом языке – не в смысле иностранном, а на языке чужих понятий.
Мне вообще кажется, что учение о какой-то врождённой неконкурентоспособности нашей продукции придумали те, кому работать лень. Или те, кто стремится продвинуть чужие товары. В конце концов, мясо по-настоящему конкурентоспособно только в Аргентине, пшеница – в Канаде, а шерсть – в Австралии. Но ведь то, и другое, и третье производят и в других частях света.
Пускай где-то что-то делают бойчее и лучше – ну и что? Старайся, учись, будешь и ты мастером и умельцем. А пока – живи своей жизнью. Это провинциализм? Он противоречит заветам глобализации и универсального прогресса? А хоть бы и так!
Если народ будет здоров, занят, приставлен к делу, страна будет осваиваться, а не зарастать бурьяном – нехай будет провинция. Впрочем, здесь мы наталкиваемся на неприличный в условиях современной парадигмы вопрос о смысле жизни. Человека и народа. Человек для субботы или суббота для человека? Экономика для человека или наоборот?
Вчера я, гуляя по району, помог найти дорогу одной женщине, молдованке. Мы разговорились, и она рассказала свою историю. Она учительница, закончила институт, но вот уже пять лет живёт в чужих русских домах в прислугах. Хорошо бы попасть в Италию, но туда молдован не пускают ни в каком качестве. Впрочем, налажен бизнес нелегального перевода через границу за 4 000 евро… Эту интересную тему мы не закончили: женщина ушла в темноту. А я подумал: раньше они неэффективно (как могли) работали на своей земле. Потом работать стало невыгодно. Сегодня они болтаются по миру в качестве социального мусора. И это следствие (не слишком отдалённое) передового учения об эффективности и современного фритрейдерства.
А неограниченное приятие этих разрушительных учений, в свою очередь, — следствие ослабления воли и упадка духа. Не ума даже. А именно духа. Это ослабление духовного иммунитета.
Всё это — многообразные симптомы духовной болезни нашего народа. Имя болезни — обломовщина. Болезнь старинная, перешедшая в хроническую форму, но совершенно не леченная болезнь. Пережившая революции и мировые войны. Она, а не климат и чиновники, мешает успеху нашего народа, которому ни сто лет назад, ни сейчас ничто не мешает быть зажиточным, культурным и развитым. Длинный путь к этому положению можно начать прямо сейчас.
Автор : Сергей Криндач.