О том, какое значение имеют крупные сделки и сделки с заинтересованностью для гражданского оборота, нужно ли их закрепление в тексте нового ГК РФ, а также, в чем важность категории «аффилированное лицо», — рассказывает ведущий советник Управления частного права Высшего арбитражного суда РФ, к.ю.н., Олег Романович Зайцев. 

Биография

Кандидат юридических наук (ИЗиСП), магистр частного права (РШЧП). Работал юристом в разных коммерческих организациях. С 2006 года работает в Высшем арбитражном суде РФ (сейчас – ведущий советник Управления частного права). Занимается подготовкой проектов разъяснений суда по вопросам корпоративного права и банкротства. Участник рабочих групп по совершенствованию корпоративного законодательства и законодательства о банкротстве при Минэкономразвития России. Автор монографии «Договор доверительного управления паевым инвестиционным фондом» и ряда публикаций в юридических изданиях.

В свете проводимой в настоящее время модернизации гражданского законодательства хотелось бы задать Вам несколько вопросов, касающихся крупных сделок и сделок с заинтересованностью. Как Вы считаете, нужно ли закрепить эти понятия в новом Гражданском кодексе РФ?
– Практика Высшего арбитражного суда РФ и законодательный опыт показывают, что институты эти едины и не зависят от вида юридического лица. Например, в деле «Градиента» (от 07.06.2011 № 18439/10) ВАС РФ разъясняет, что хотя имеющиеся в законодательстве правила о сделках с заинтересованностью касаются только одного вида кооперативов, эти правила должны применяться к деятельности любого кооператива в силу аналогии закона. Поэтому полагаю целесообразным более четко прописать в законодательстве как раз отсутствующие сейчас нормы о корпоративной специфике, особенно с точки зрения возможности оспаривания таких сделок.
Но есть важный момент – установленный ст. 182 ГК РФ запрет для представителя действовать в отношении себя лично. Здесь, конечно, эти институты также не могут зависеть от вида юридического лица. Но я думаю, было бы правильно развивать, пусть и на примере юридических лиц, именно базовое регулирование оспаривания сделок представителя в отношении себя лично. Не случайно в Проекте изменений в ГК РФ предлагаются поправки в ст. 174, касающиеся оспаривания сделок, совершенных представителем заведомо во вред представляемому. В сущности, это как раз про наши институты: крупные сделки, сделки с заинтересованностью и им подобные казусы. Поэтому на вопрос, нужны ли в ГК РФ общие нормы о крупных сделках и сделках с заинтересованностью, я бы ответил, что нет. А на вопрос, нужно ли усовершенствовать нормы кодекса об оспаривании сделок представителей во вред представляемым с учетом опыта корпоративного права, – да, нужно.

– На чем сосредоточено внимание судов при применении норм о крупных сделках и сделках с заинтересованностью?
– Мне кажется, за десятилетия применения не вполне совершенного законодательства судебная практика задала некий корректирующий вектор. Речь идет, прежде всего, о необходимости избегать формального подхода к использованию этих норм. Такую правовую позицию высказал, например, Конституционный суд РФ в определении по делу Сатарова (от 02.11.2011 № 1486-О-О). Нужно понимать, когда под видом борьбы с заведомо невыгодными сделками, люди пытаются уйти от своих договоренностей: «стряхнуть» залоги, поручительства и т. д. Или же, наоборот, когда буквальное применение текста закона там, где активы действительно выведены, приводит к явно несправедливому решению.
Очень интересный подход описан в рекомендациях НКС ФАС Северо-Кавказского округа от 01.06.2012. Там говорится, что положения п. 6 ст. 45 Закона об ООО не исключают возможность оспаривания сделки с заинтересованностью в случае конфликта между участниками общества, связанными родственными узами, и отсутствия у одного или нескольких из них интереса в совершении сделки. Например, два родных брата владеют ООО, а их третий брат владеет еще одной компанией. И это ООО продает компании имущество. Формально для ООО это сделка с заинтересованностью всех участников и, значит, она не подпадает под контроль данного института. Но если будет установлено, что брат, владеющий компанией, находился в ссоре с одним из двух других братьев, то налицо уже фактическое отсутствие связи между ними. Или если окажется, что два брата дружат против третьего, то заинтересованность, очевидно, есть.
Еще один пример – реальный случай совершения сделки в пользу любовницы. Любовница не названа в законе о конкуренции аффилированным лицом, и формально эта сделка не является сделкой с заинтересованностью. Но, с учетом позиции Конституционного суда РФ, если лицо совершает сделку в пользу компании любовницы, то, как минимум, здесь должна быть применима ст. 182 ГК РФ. Логика понятна: эта сделка в отношении себя лично, сделка с личной выгодой.
Кстати, дело ОГК-2, рассмотренное Президиумом ВАС РФ (от 19.01.2010 № 12320/09), показывает, что выгодоприобретатель – это любой, кто извлекает выгоду. В случае сделки в пользу любовницы презюмируется выгода и ее любовника, если он – директор компании. Так что здесь можно увидеть сделку с заинтересованностью и через критерий выгодоприобретателя.

– Какова роль аффилированного лица в сделках с заинтересованностью?
– Аффилированность – это способ увидеть неслучайные связи. Эффективно оспариваться могут только невыгодные сделки. Выгодные, прибыльные сделки не могут эффективно оспариваться даже при наличии конфликта интересов. Когда мы видим, что сторона невыгодной сделки как-то связана с представителем, у нас возникают серьезные подозрения, что это неслучайно.
Мы, конечно же, боремся именно с заведомо невыгодными сделками, ибо сделки, невыгодные случайно, вследствие неожиданного изменения конъюнктуры – нормальное явление для бизнеса. И если другой стороной сделки является фирма сына, одноклассника, соседа по подъезду, то уже с точки зрения судебного процесса опровергается презумпция добросовестности представителя. Тогда возникает вопрос: почему вы считаете, что, несмотря на конфликт интересов, невыгодность сделки случайная?
Все мы сейчас с интересом ожидаем, какова будет судьба правил об открытом перечне аффилированных лиц в проекте изменений в ГК РФ, потому что было очень много возражений против этого. Для оспаривания крупных сделок и сделок с заинтересованностью, конечно, открытый перечень необходим. И мне понятна позиция противников открытого перечня – их беспокоит неопределенность и связанная с ней возможность для суда решать по своему усмотрению. Но тут надо понять: если вы хотите, чтобы суд мог принимать справедливые решения, вы должны дать ему свободу. Если вы хотите иметь предсказуемое решение, то должны быть готовы к тому, что такое решение рано или поздно будет несправедливым. Это такой философский выбор между предсказуемостью и справедливостью. Я, конечно, за справедливость, хотя на этот вопрос нет ответа, который бы устроил всех.

– Если поправки в ГК РФ по поводу аффилированности не пройдут, будет ли это критично, на Ваш взгляд?
– Мне кажется, для суда это некритично, потому что в конечном итоге все равно каждый конкретный спор индивидуально решает суд. Если судья видит, что буквальное применение закрытого перечня аффилированности приводит к несправедливости, то он свободен в том, чтобы сказать: да, это формально неаффилированное лицо, но я здесь вижу связь, которая свидетельствует о конфликте интересов и позволяет сделку аннулировать. В крайнем случае, есть ст. 10 ГК РФ, которая как раз призвана восполнять такие пробелы, когда вроде бы формально закону ничего не противоречит, но понятно, что у сторон неправовая цель.
Поэтому, даже если эти поправки не будут отражены в ГК РФ, это не значит, что судебная практика не сможет бороться со злоупотреблениями. Просто судьям будет труднее, от них потребуются более тонкие мотивировки судебных актов, поскольку обосновать решение через общие принципы, через ст. 10 ГК РФ всегда сложнее, чем через специальные нормы.

– У юристов часто возникает недоумение: почему аренду решили относить к крупным сделкам?
– Потому что для крупных сделок отчуждение – это не только передача в собственность. Посмотрите дело «Гринч» (от 22.04.2008 № 1004/08). Передача в аренду на десятки лет, например, помещения кинотеатра, – это фактически лишение компании основного актива. При том, что компания была создана именно для того, чтобы этот актив эксплуатировать. И мне абсолютно понятна логика Высшего арбитражного суда РФ. Хотя, наверное, могла быть использована и другая юридическая техника. Например, такую аренду можно рассмотреть как сделку, прикрывающую продажу.
Если мы смотрим на цель сделки, то неважно, передано имущество в собственность или нет. Важно – выгодна сделка или нет и заведомо ли она невыгодна.
То есть, я сдал свой основной актив в аренду задешево и очень надолго, и теперь мой бизнес из-за этого остановится. Полагаю, это не то, ради чего акционеры создавали меня, как компанию. Они могли создать меня как агентство по аренде, и тогда мои действия не вызвали бы сомнений, потому что есть такой бизнес – сдавать в аренду. Но они создали меня как кинотеатр, и теперь могут эту аренду оспорить.
Я думаю, стороны таких сделок все прекрасно понимают, и судебное разбирательство для них вряд ли будет большим сюрпризом. Допустим, это не крупная сделка, но неужели это нельзя оспорить? Если на другой стороне аффилированное лицо – перед нами либо сделка с заинтересованностью, либо ст. 182 ГК РФ. Если это за взятку – ст. 179 ГК РФ. Если нам не удается установить злонамеренное соглашение в чистом виде – ст. 10 ГК РФ. Спор может идти по поводу основания, но поскольку представитель заведомо действует мне во вред, и все это понимают, как я могу быть от этого не защищен? Так ли уж важно, на какую конкретно норму мы сошлемся, ведь решение-то все равно будет одинаковым.
Хотя, безусловно, с точки зрения систематики, удобно, когда мы понимаем, какие нормы специальные, какие общие. И сегодня позитивное право дает ответ – аренда активов на длительный срок может квалифицироваться как отчуждение для целей крупных сделок. Соответствует ли это цели института? Да.

– Какие еще проблемы, на Ваш взгляд, возникают при выкупе акций в связи с крупными сделками?
– Да, по закону право выкупа возникает в случае совершения крупной сделки, решение о которой принимается собранием. Но Президиум ВАС РФ считает, что право требования выкупа возникает не с момента совершения сделки, а с момента принятия решения о ее одобрении. И это понятно, потому что у акционера должна быть возможность выйти из корпорации до того, как произойдет сделка, с которой он не согласен. Если он будет выходить после сделки, то активы уйдут, и сделку придется оспаривать.
Но здесь есть две проблемы. Первая. Представим себе, что компания приняла решение об одобрении сделки, а затем акционер потребовал одновременно выкупа и оспаривания сделки, поскольку она была совершена быстро. Пока акции не выкуплены, акционер остается акционером. И компания начинает размышлять: если он оспаривает сделку, почему мы должны выкупать у него акции?
Вторая проблема. Представим, что компания отказывается выкупать акции. Иски об оспаривании сделки и выкупе акций объединяются в один процесс. И суд намерен удовлетворить иск о признании сделки недействительной. Подлежат ли акции выкупу в таком случае?
Решения об одобрении сделки достаточно для выкупа, но если сделка совершена, этот аргумент больше не работает. При оспаривании сделки ответчик вернет проданное имущество, и тогда компания и акционер вернутся туда же, откуда начали. И если уж сделка аннулирована, то она вряд ли будет совершена еще раз.
Есть еще вариант, когда сама компания поймет, что выкуп акций для нее страшнее, чем сама сделка. И отменит решение об одобрении до совершения сделки. Может ли быть в такой ситуации иск о выкупе? Вопрос представляется довольно спорным.
Понятно, что позиция Президиума ВАС РФ вряд ли была рассчитана именно на этот казус. Она, скорее, связана с обсуждением вопроса, должен ли акционер дожидаться совершения сделки, если есть решение об одобрении. Соответственно, это новая проблема, решить которую предстоит высшей судебной инстанции.

– А как быть, если сделка совершена и она объективно является крупной, но решение об одобрении не принималось? Возникает ли право требовать выкупа?
– Наше управление сейчас работает над проектом разъяснений по вопросам выкупа акций, и пока наши мнения на этот счет расходятся. Моя точка зрения: с одной стороны, безусловно, мы не должны давать способ обойти закон. С другой стороны, институт выкупа акций – это институт разрешения конфликта между мажоритарным и миноритарным акционерами. Если у них есть разногласия по вопросу управления компанией, то в какой-то момент мажоритарий может надавить. Но тогда миноритарий должен иметь возможность выйти.
В случае когда сделка совершена, а решения об одобрении нет, на это ведь могут быть свои причины. Например, мажоритарный акционер специально не допускает решения об одобрении, чтобы право требования выкупа не возникало. Тогда проще институт применить – ведь какая разница: одобрило сделку собрание или ты просто надавил на менеджмент. Но может быть и так, что конфликта между мажоритарием и миноритарием нет, а просто директор решил украсть у всех. Тогда с какой стати мажоритарные акционеры, по сути, в лице компании должны выкупать акции у миноритарных акционеров?
Здесь нужно просто понять, что мы имеем: конфликт между мажоритарием и миноритарием или воровство у всех? Тогда критерием как раз и будет оспаривание сделки. Если миноритарий идет в суд, а мажоритарий к иску не присоединяется, и миноритарному акционеру отказывают в удовлетворении заявленных требований, это говорит о конфликте мажора с минором. В этом случае, надо решать конфликт через выкуп. Если же мажоритарий к иску присоединяется и сделка аннулируется, то основание для выкупа просто отпадает, потому что здесь нет конфликта между ними, это было воровство у них обоих. Они оба одинаково пострадавшие.

 Источник