В сознании большинства представителей моего поколения — тех, кто подбирается к тридцатилетнему рубежу или только его перешагнул — события августа 1991-го и октября 1993-го неразрывно связаны друг с другом. И дело не в том, что без первого по понятным причинам не было бы второго. Смешалась именно фактура: путч, ГКЧП, Горбачев, Ельцин, неудавшийся переворот, Белый дом… Но пробел в знаниях о процессе развала породившего нас государства появился не из-за аполитичности последнего поколения советских детей. Просто в то время мы были слишком малы, чтобы осознавать масштаб и трагичность происходящего, а когда доросли до школьных уроков истории — курса «Перестройка и распад СССР» в учебниках еще не было.
В августе 1991-го мне было всего 10 лет, и меня больше всего занимал вопрос, почему из третьего класса, который я окончил пару месяцев назад, придется сразу же идти в пятый? Не то, чтобы я был против «повзрослеть» сразу на два класса — скорее, смущал факт исчезновения из моей биографии целого года жизни. Как бы то ни было, последние дни того лета запомнились серостью холодного Мурманска и «Лебединым озером» по телевизору. Пожалуй, именно музыка Чайковского — единственный связанный с ГКЧП «якорь», оставшийся в воспоминаниях. Не знаю, кому пришла в голову идея крутить в те дни этот балет, но подобрано было грамотно: эта тревожная музыка до сих пор вызывает у меня чувство дискомфорта — думаю, не у меня одного.
И все-таки моему поколению повезло. Мы не стояли на баррикадах, не молились на площадях на Ельцина, не желали по кухням «возвращения прошлого». И успели проскочить момент, когда школьные учебники принялись склонять нас к «правильной» точке зрения. Я, признаться, даже не знаю, как преподают эту тему на нынешних уроках истории. Более того, период нашего политического созревания совпал с эпохой развития Интернета, поэтому мое поколение избежало участи быть неизбежно зомбированным несколькими государственными телеканалами и газетами. Да, мы согласились с тем, что уж лучше наше мнение будет формировать «мировая помойка» — но зато и выбор, кого любить, а кого ненавидеть, остался за нами. И признанием возможности подобного выбора в нашей жизни мы, спустя годы, поставили положительную оценку противникам ГКЧП.
Без четких установок «за» или «против» в головах большинства нынешних тридцатилетних события тех дней перемолоты в кашу. Мы выслушиваем бесконечные споры обеих сторон, пытаемся разобраться в ситуации по редким интервью ГКЧПистов и их противников. Но такой, казалось бы, идеальный набор для желающих установить истину отодвинул нас от нее еще дальше. Реальность тонет в откровенном вранье, идеологическом мусоре и попытках выгородить себя.
Поиски истины порождают все больше вопросов. Спасибо, конечно, за полные прилавки, возможность выбора и свободу слова, но вот только где те безопасность, медицина и образование, о которых столько рассказывали наши «совдеповские» родители? Кто решил, что супермаркет лучше бесплатной учебы в вузе? А 20 телеканалов заменят безопасность на улицах? И нельзя ли было это все как-то совместить?
Демократы «первой волны», вышедшие из путча победителями, утверждают, что они все делали «по ситуации», а страну нужно было как можно скорее выводить из «кризиса». Мол, в августе 91-го люди выступали не столько против «квасных» патриотов-путчистов, сколько за новый мир, внезапно возникший вокруг них. Унылый быт советского человека, твердят они, был украшен видеомагнитофонами, иномарками, «фирменной» одеждой и прочим. Появилась возможность свободно выражать свое мнение или, в конце концов, куда-нибудь свалить. Жители страны в те дни преисполнились чувства собственного достоинства — эту мысль все чаще высказывают в последнее время демократы. Но, перейдя к обсуждению насущных российских проблем, те же люди именуют свой народ не иначе, как «совок» или «быдло». Впрочем, и сам народ теперь тоже не стесняется в оценках тех, кого поддержал в 91-м. Я не ставлю под сомнение, что Ельцин и его сторонники действительно имели огромную поддержку в стране. Не сомневаюсь, что путч так и не стал переворотом в первую очередь потому, что его не поддержали народные массы. Тем удивительнее для меня ненависть, которую люди сейчас питают к своим прошлым кумирам.
«Леваки», склонные к материализму, объясняют эту ненависть потерями, которые понес советский человек: обесцененные деньги, «сгоревшие» вклады, безработица и разрушение системы социальных услуг… Но причина злобы к первым отечественным демократам видится скорее в том, что группа людей, взяв на себя огромную ответственность, лежавшую раньше на плечах всего советского аппарата, даже не попыталась распорядиться обретенной властью во благо страны. Они исходили из собственных интересов, а теперь утверждают, что народ сам виноват — потому что не пошел за своими «добродетелями» до конца.
Отчасти я уже смирился с мыслью, что четко сформировать собственную позицию относительно августа 91-го мне так и не удастся. Поверить какой-либо из сторон я уже не смогу. Ясно одно: путч стал отправной точкой при создании государства, в котором значительной части моих сверстников — тем, кто не торопится «свалить» — предстоит провести остаток дней. Можно и дальше ностальгировать по «советскому раю», или продолжить возмущенно кипеть от мысли, что народ не удалось «дореформировать». Или же принять свою историю такой, какая она есть — и строить новую страну. Лично мне, как, думаю, и многим тридцатилетним, ближе третий вариант.
Сейчас стоит обсуждать не то, что мы имели или были лишены 20 лет назад, а чем будем обладать через такой же промежуток времени. Наши родители, ломавшие систему, выстроенную поколениями их предков, смутно представляли себе, что они хотят создать. Их определения «цивилизованного мира» были весьма идеализированы. Кроме того, желая жить «по-западному», они были лишены необходимых практических знаний. Мы же выросли, осознавая себя частью глобального мира, пускай и в чем-то ущербной. Поэтому наши представления о том, как должно выглядеть «идеальное» государство, кажутся мне более полноценными. У наших родителей, по сути, было два варианта — СССР или «не СССР». Мы же можем выбирать между условными моделями «американского либерализма», «шведского социализма» или вообще все более популярного «евразийства». Пожалуй, возможность такого выбора — это главное, если не единственное по-настоящему важное завоевание августа 1991-го.

Автор : 
Константин Петров, для сайта «Сила в Движении».