Всего лишь три месяца назад я обратил внимание на то, что в России резко стартовала тема ИГИЛ и необходимости нещадной борьбы с терроризмом в его логове. Первые вопросы появились с появлением фактически второго (хотя формально и третьего) лица Саудовской Аравии на Петербургском форуме и его встречи с Путиным, затем практически без передышки МИД России возопил о страшном горе, которое может постигнуть всю исламскую умму, если супостат уничтожит две святыни, далее события пошли практически нон-стопом.
Если два-три месяца назад (собственно, даже еще пару недель назад) любые намеки на то, что Россия за каким-то непонятным чертом ввяжется в события на Ближнем Востоке, казались если не абсурдом, то по крайней мере, немалая часть населения просто в это не верила, то теперь начинают обсуждаться конкретные шаги — что именно мы будем воевать в Сирии, кого именно, кто наш союзник и так далее. Похоже, что чем дальше, тем конкретики будет становиться все больше.
Собственно, именно эта скорость событий и смущает. Разговоры о том, что мы всегда помогали Асаду, и ничего необычного не происходит — для бедных. Так помочь Асаду, как это сделала Россия, заставив его пойти на перемирие в апреле 2012 года — лучше бы мы сразу отбомбились чем-нибудь мегатонным по Дамаску: меньше бы мучились. Добавили в 13 году, заставив Асада ликвидировать химическое оружие и не предоставив ему взамен ничего. Вообще ничего. Если это назвать помощью, тогда неясно, что вообще понимать под помощью.
Правда, мы до сих пор свято верим, что Россия (в смысле ее власти) помогают Донбассу — гуманитарные конвои вот шлем. Эта помощь сродни той, которую мы оказываем Сирии. 38 конвоев привезли примерно по 12-14 кг еды и воды на человека (в расчете на 2 млн человек, живущих на территории ДНР-ЛНР). За полтора года войны 12 кг еды — это, конечно, помощь. Растяните такое количество на 500 дней войны, выйдет 30 грамм в день. Вот примерно так же выглядит и помощь России Сирии — ничуть не больше.
Поэтому аргумент — мы помогали и раньше, помогаем и теперь — не проходит. Причина активизации совсем в другом. И причина эта очень и очень похожа на историю с Турецким потоком. Когда стало окончательно понятно, что Южный поток провалился, и провалился окончательно, на коленках был состряпан проект Турецкого потока, судьба которого выглядит очень печально. В общем-то, ничего необычного: ситуативное судорожное и непросчитанное решение всегда выглядит и заканчивается вот так. Сейчас примерно такие же бравурные речевки сочиняют вокруг еще одного внезапного проекта — Северный поток-2. Не удивлюсь, если через полгода выяснится, что там все совсем не так, как хвалебно описывается сегодня, и выгода России от участия в этом новом Потоке, выглядит столь же радужно. Выгода очень отдельных и конкретных менеджеров — возможно, но речь-то о стране. В ту же кассу можно вспомнить и китайские газопроводы — в общем, нынешний всплеск активности вокруг Сирии и нашей внезапной решимости бороться с терроризмом очень и очень похож на такие же судорожные метания с трубой.
Объяснение всем этим дерганьям выглядит вполне понятно и просто: когда проваливается какое-то направление в политике, какой-нибудь проект, его нужно срочно чем-то прикрыть. Чтобы никто через полгода и не вспоминал, как вы феерически проср…ли предыдущий. Очень похоже (и опять не удивлюсь, если это так), что катастрофу на Украине Кремль решил прикрыть переводом внимания совсем в другую точку пространства. Может, в буйных головах решал, которые и принимают в работу столь безумные проекты, есть какие-то рациональные мотивы — скажем, сплавить в сирийские пески добровольцев, вовевавших за Донбасс. Это, конечно, не основная причина, но приятный довесок.
Кремль, претендуя на сверхдержавность и свое равноправное представительство в клубе сильнейших, без сомнения, болезненно отнесся к тому, что его вышвырнули из этого клуба, а Отец нации стал изгоем. При том, что именно при нем Россия стала окончательно западной периферией и выполнила большинство условий Запада, такая оценка итогов его деятельности выглядит крайне неприятно и для него самого, и для всей управляющей верхушки, мечта всей жизни которой — стать такими же белыми бванами, как и «партнеры». Собственно, целью всей этой рефлекторной политики и есть желание вернуть все «взад», на исходные. Доказать свою сверхдержавность и полезность.
Тот факт, что уважают и боятся сильных, наша номенклатура вместе со своим верховным божеством, видимо, даже где-то читала, однако она так и не смогла понять, что сила — это не только военная составляющая. Это баланс между мощью и устойчивостью. Что толку, если вы можете с разворота кому-то врезать один раз, но при этом обязательно рухнете. Это не сила, это дурость. С такой дохлой воровской экономикой и полным отсутствием целеполагания и у элиты, и у населения (не считать же за целеполагание навязанную мечту сверхпотребления жрать в три горла и ср..ть в две задницы) говорить о балансе и устойчивости нелепо. Вот этого наша номенклатура и не понимает, точнее — не хочет понять. Или ей просто не дано. Шпана из лиговских подворотен, бывшая фарца и спекулянты, недодавленные советским ОБХССом, неудачники завлабы, вершиной карьеры которых в советское время была бы должность замдиректора НИИ, просто бандиты — вся эта шваль сегодня является нашей гордостью и рулит нашей страной. Но психология осталась той же — завлабовской и подворотной. Их уровень — подсидеть, написать донос, украсть. Отсюда и фатальное непонимание, отсюда и безумная мотивация всей их политики.
Боюсь, происходящее вокруг Сирии объясняется именно так. Провальную политику всех последних лет решено прикрыть могучим рывком на Ближнем Востоке. Тем более, хозяин сказал, что ИГИЛ — враги всего цивилизованного человечества. Поставить русского солдата грудью встречать опасность и защитить весь мир — чем не плата за возвращение в клуб избранных? Ну, хотя бы в его предбанник — веники подавать. Никакой другой политики в отношении Сирии и ИГИЛ не просматривается. Во всяком случае пока.
Возможно, Путин на Генассамблее ООН что-то такое измыслит и скажет, что все ахнут и проникнутся благоговением — но это опять какой-то очередной хитрый план. Задача которого одна: внушить, что не только в сказке, но и в жизни можно сидеть 30 лет на печи, а потом встать — и пойти. И не просто пойти, а еще и подвиги совершать. В реальной жизни, в отличие от сказки, любой результат — плод тяжелой и повседневной работы. Обычно незаметной и неброской. Но никто не мешает надеяться на сказку.
Меркель. Сотрудничество с Россией по Сирии
Ангела Меркель заявила, что решения конфликта в Сирии невозможно достичь без участия России, и в этом вопросе, а также в вопросе борьбы с Исламским государством, необходимо сотрудничать как с Россией, так и с США.
Запад понял, что нужно помочь России втянуться в сирийский конфликт гораздо глубже, и подталкивают Путина к прямой войне с ИГИЛ, вполне справедливо полагая, что это свяжет ему руки и сделает более управляемым на других направлениях. В конце концов, даже могучие Соединенные Штаты, зависнув в Ираке и Афганистане, в свое время внезапно осознали, что у них вдруг закончилась армия, и нужно с этим что-то делать.
При этом все равно главное условие такого поощрительного кивания головой остается прежним — совместная работа с Соединенными Штатами. Что практически означает обязательную координацию с ними всех своих усилий по этой самой борьбе.
Меркель, безусловно, рассчитывает не только на то, что Россия завязнет в этой борьбе, но и решит хотя бы частично какие-то проблемы — поток беженцев не ослабевает. Только на этой неделе и только в Мюнхен прибыло около 10 тысяч человек, а всего за неделю ожидается прибытие в Южную Германию порядка 40 тысяч беженцев с Ближнего Востока. Цифры колоссальные — даже в месячном выражении это уже порядка полутора сотен тысяч человек. Проблема может быть решена лишь одним способом — наведением порядка в странах исхода и возвращением обратно большей части беженцев.
В конце концов, если Путин сам добровольно вызывается решать эту проблему — почему бы не воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств.
При этом никаких иллюзий относительно быстрого завершения всего конфликта нет ни у кого — на территории конфликта есть только две относительно организованные силы — режим Асада и собственно Исламское государство. Асад уже не имеет ресурсов на восстановление контроля над всей страной, Исламское государство испытывает подобные сложности — ресурсный голод затормозил его экспансию. Никакой другой структурированной силы в регионе конфликта нет и даже не предвидится, поэтому сборка относительно стабильных государственных образований может происходить либо вокруг этих структур (что в ближайшие годы просто нереально), либо вообще невозможна.
В таких условиях любой, кто втянется напрямую в эту кашу, будет вынужден вливать в регион ресурсы как в бездонную бочку. Примерно схожая ситуация (правда, гораздо более искусственная) наблюдается и на Донбассе. Отказавшись от государственного строительства в «народных республиках», Кремль был вынужден создавать лишь минимально необходимые управленческие структуры, поддерживая их существование извне. По словам Александра Ходаковского, до 70% бюджета «республик» составляют прямые вливания из России. Что, в общем, неудивительно. Причем скорее всего, речь идет именно о бюджете поддержания жизнеспообности региона — военные расходы идут отдельной строкой, о которой вряд ли кто докладывает Ходаковскому.
Примерно такие же расходы предстоят и в Сирии любому, кто возьмет на себя риск вмешательства в конфликт с любыми целями. Неудивительно, что такую сомнительную честь ни одно из соседних государств не хочет принимать на себя. Довоенный бюджет Сирии составлял порядка 25 млрд долларов. Минимально необходимый бюджет выживания (без учета расходов на войну) после того, как Сирию покинуло от четверти до трети населения — не менее 10-12 млрд. Вот примерно такие суммы ежегодно придется вкладывать любому, кто попробует наводить там хоть какой-то порядок. Повторюсь — это без расходов на ведение боевых действий — здесь вообще бессмысленно загадывать о суммах.
Логично, что Запад крайне заинтересован в том, чтобы кто-то взял на себя эту благородную миссию, причем сам Запад сильно не рискует — он заранее пытается обставить все так, чтобы иметь рычаги влияния и в случае необходимости поворачивать процесс в нужном направлении.
Поэтому США будут пытаться перевести конфликт из «за Асада» (что означает неизбежное столкновение с их марионеточными армиями исламистов и условно светских оппозиционеров) в конфликт «против ИГИЛ» — что означает в том или ином виде, но союзничество с этим вооруженными группировками. Джебхат Ан-Нусра и конгломерат группировок, объединенных в Исламский фронт, в таком случае остаются инструментом влияния США и Запада на обстановку. Для России есть и еще удавки в виде санкций, а скоро, возможно, будут созданы и другие — никому неизвестно, что именно опубликует комиссия по расследованию катастрофы «Боинга».
Меркель, призывая к более активному втягиванию России в сирийский конфликт на указанных выше условиях, вполне рационально пытается чужими руками решить ряд серьезных европейских проблем, при этом никакой свободы этим рукам она как раз не давать не собирается.
Ее логика вполне рациональна. Единственное, что пока не до конца понятно — это российская логика. Как Кремль вообще намерен пройти по этой весьма тонкой грани. Вопрос — нужно ли по ней идти, уже можно считать решенным — скорее всего, в конфликт Москва твердо решила ввязываться.
Взрыв патриотизма после присоединения Крыма был весьма показателен. Сейчас, после тотального провала на Донбассе, Путину нужен новый взрыв обожания и целования своего следа, чтобы сгладить досадную оплошность с неспасенными русскими, которых он обещал спасти, но в итоге помогает убивать. Политтехнологии тем и отличаются от политики, что нацелены не на результат, а на картинку. Путину внутри страны срочно нужна картинка, могущая поправить его потускневший имидж плюс нужно перевести внимание от нарастающих экономических и социальных проблем. За пределами страны он должен доказать партнерам свою полезность и тем самым выторговать прощение за предыдущие досадные недоразумения.
Автор : Анатолий Несмиян
P. S. В ответ на вопрос о возможности включения Донбасса в состав России Путин сказал вчера дословно следующее:
«…Мы душой и сердцем с Донбассом, но, к сожалению, такие вопросы на улице не решаются. Это серьёзный вопрос, который касается судеб всей России и людей, которые проживают в Донбассе», — заявил российский лидер журналистам, сообщает РИА Новости.
Прошло полтора года с момента референдума 11 мая, на котором жители Донбасса проголосовали о независимом статусе своих территорий от Украины, но Путин все еще не дошел с улицы до кабинета, а потому не определился с вопросом.
Правда, похоже, что в очередной раз президент (мягко говоря) слукавил, так как развивая мысль, он вполне четко сформулировал свое видение ситуации — безо всякого ухода с улицы в теплое помещение:
«…Что касается исполнения Минских соглашений, то альтернативы никакой другой… на мой взгляд, нет. И самое главное, что нужно сделать, это нужно установить прямой контакт между киевскими властями и властями Донецкой и Луганской республик с тем, чтобы реализовать Минские соглашения…»
В Минских соглашениях нет ни слова ни о вхождении в состав России, ни о независимом статусе республик (на мнение людей, как обычно, безапелляционно положили с прибором). Зато там есть тезис «Донбасс — цэ Украина». В этом смысле позиция Путина совершенно конкретна — никакого присоединения не будет. Никогда. Выполняйте соглашения — и будет вам счастье. Зачем в таком случае что-то там про душу и сердце, про судьбу России и людей, проживающих на Донбассе — все сказано более чем внятно. Заткнитесь и вперед — вымаливать прощение.